Сэмюэл Джонсон (англ. Samuel Johnson; 18 сентября (7 сентября по старому стилю) 1709 — 13 декабря 1784) — английский критик, лексикограф и поэт эпохи Просвещения, чьё имя, по оценке «Британники», стало в англоязычном мире синонимом второй половины XVIII века.[2]
Сын мелкого торговца книгами, безо всякой материальной или моральной поддержки, страдая синдромом Туретта, Джонсон неутомимо пробивал себе дорогу и упорным трудом завоевал выдающееся положение в литературном мире.
В 1735 г. вступил в брак с состоятельной пожилой вдовой, на средства которой открыл школу (среди учеников — великий актёр Дэвид Гаррик). Впрочем, назидательные пьесы Джонсона, поставленные Гарриком в годы его руководства театром «Друри-Лейн», большого успеха не снискали.Написанная (в подражание Ювеналу) после переезда Джонсона в столицу поэма «Лондон» заслужила похвалу Попа. За ней последовал ещё более успешный опыт ювеналовой сатиры, «Тщета человеческих желаний» (1749), которая закрепила за Джонсоном репутацию ведущего английского поэта тех лет. До этого, в 1738-44 гг., Джонсон под вымышленными именами освещал ход парламентских дебатов в журнале «Джентлменз мэгэзин», печатался и во многих других изданиях, зарабатывая на жизнь литературной подёнщиной.
В 1744 г. Джонсон выпустил удачную биографию Ричарда Сэвэджа, после чего получил заказ на составление толкового словаря английского языка. Этот труд занял семь лет, прославил автора по всей стране, укрепил его материальное положение и принес ему титул «магистра искусств» Оксфордского университета. Несмотря на то, что Джонсон не имел предшественников в подобного рода работе и на момент публикации (1755) словарь его был первым в английской литературе, он до настоящего времени не потерял своей ценности (имеет приблизительно то же значение, что Словарь Академии Российской для русского языка).
В 1750-52 гг. Джонсон издавал журнал «Рэмблер» (Rambler), в котором напечатал 203 «опыта» на этические и литературные темы. Задачу своего журнала Джонсон видел в том, чтобы назидать, а не развлекать. Издание, к которому публика отнеслась с прохладцей, пришлось прекратить со смертью жены, но переизданные в одном томе выпуски журнала стали бестселлером, что в 1758 г. вдохновило Джонсона на издание менее серьезного журнала «Айдлер» (Idler).
По своему влиянию на умы современников-англичан Джонсона можно сравнить с Вольтером и его славой в континентальной Европе. В 1759 г., когда Вольтер опубликовал свою самую знаменитую философскую повесть «Кандид», Джонсон выпустил свой собственный опыт в аналогичном роде, — повесть «История Расселасса, принца абиссинского», в которой отразился его крайне мрачный в те годы взгляд на жизнь как на стезю беспросветного страдания. Пессимизм Джонсона был отчасти обусловлен цепочкой смертей его ближайших родственников, в т.ч. матери, и носил временный характер.
В 1765 году Джонсон издал собрание сочинений Шекспира (8 тт.), снабдил его интересным предисловием, в котором, характеризуя великого драматурга, установил новый, идущий вразрез с господствующими точками зрения, взгляд на закон драматического творчества. Предвосхищая мысли Гердера, он объявляет Шекспира поэтом «природы», прощает ему различные «поэтические вольности», неподчинение классическим правилам, оправдывая даже шекспировский приём смешения комического с трагическим, который подвергался безусловному осуждению в кругах классиков.
Следующей большой работой Джонсона было десятитомное «Жизнеописание важнейших английских поэтов» (The Lives of the Poets, 1779—1781), в котором он выступает не только как биограф, но и как критик, ещё не порвавший с теориями классицизма (его оценки Мильтона, Грея и пр.). Эти жизнеописания (во многих случаях, фундаментальный разбор творчества того или иного автора) представляют собой самое остроумное произведение литературной критики XVIII века.[3] Большой знаток литературы, Джонсон первый усомнился в подлинности поэм Оссиана. Он попытался привести в систему историю национальной словесности и ввёл термины, которые впоследствии стали общепринятыми (напр., «поэты-метафизики»).
«Доктор Джонсон» (так его стали называть после получения докторской степени в Оксфорде) умер в 1784 г. и был похоронен в Вестминстерском аббатстве. На протяжении полувека его авторитет был непререкаем. И только когда Маколей обрушился с критикой на консервативные политические взгляды Джонсона, его слава пошла на убыль. В настоящее время Джонсона помнят главным образом благодаря сочиненному Джеймсом Босуэллом жизнеописанию Джонсона — самой читаемой биографии на английском языке. Джонсон познакомился с Босуэллом в июне 1763 г., и на следующий год они вместе с Рейнольдсом и Бёрком учредили знаменитый Литературный клуб. На протяжении многих лет перед тем, как отойти ко сну, Босуэлл скрупулёзно фиксировал слышанные за день беседы Джонсона в клубе и при личных встречах со знаменитых критиком, в подробностях описал их совместное путешествие на Гебриды в 1775 г. Объемистый труд Босуэлла на редкость точно запечатлел незаурядный джонсоновский талант парадоксального остроумия, который современники не колеблясь сравнивали с сократовским. Новые грани в образе Джонсона приоткрыла осуществленная в XX веке публикация его собственных дневниковых записей.
Ненависть шотландцев, не угасшую и в XXI веке, Джонсон вызвал своими пребрежительными отзывами о них. Еще в 1773 году шотландский поэт Роберт Фергюссон в стихотворении «Доктору Джонсону: пища для нового издания его Словаря» (To Dr Samuel Johnson: Food for a new Edition of his Dictionary) открыто издевался над Джонсоном, не признававшим «шотландской» версии английского языка. В итоге стихи о Джонсоне гэльских поэтов-современников, прежде всего многочисленные стихи вождя клана Макинтайр Джеймса Макинтайра из Гленно (1727—1799) (как и стихотворения принадлежавшего к иному политическому лагерю Джеймса Шоу, он же «Бард Лох-Несса») неудобны для цитирования. Однако на грубости спровоцировал шотландцев сам Джонсон, а то, что его выпады против шотландцев порождены синдромом Туретта тогда известно не было, ведь первое описание этой болезни появилось через столетие после его смерти.
Джонсон прославился своим афоризмом о патриотизме, как последнем прибежище негодяя. Афоризм известен из сочинения Босуэлла, который поясняет:
Следует полагать, что он не подразумевал реальной и щедрой любви к нашей стране, но имел в виду тот патриотизм, который так многие, во все времена и во всех странах, делали прикрытием личных интересов» [1]
В первом издании своего словаря 1755 г. Джонсон определил слово "патриот" так: "тот, чьей руководящей страстью является любовь к своей стране". В четвертом издании (1774) он сделал добавление, отражающее особенности политического словоупотребления тех лет: "также иногда используется для фракционных нападок на правительство"[2]]. Здесь имеется в виду использования понятия в патриотической риторике вигов, ведших атаку на торийское правительство и двор под лозунгом защиты прав и свобод нации. Отражению этих атак посвящен предвыборный памфлет Джонсона «Патриот. Обращение к избирателям Великобритании» (1774 г.). В памфлете Джонсон, выдвигая идеал депутата-патриота, всецело преданного интересам отечества, вместе с тем обвиняет оппозицию в несоответствии этому идеалу, «фальшивом патриотизме» и демагогии[3].
См. Samuel Johnson
dic.academic.ru
II. Тэн И., Развитие политической и гражданской свободы в Англии, т. II, СПБ., 1871; Всеобщая история литературы, Под редакцией Корша и Кирпичникова, т. III, СПБ., 1888; Карлейль Т., Герои и героическое в истории, СПБ., 1891. Life of Samuel Johnson by James Boswell, Bibliography of Johnson’s works, W. Courtney, 1915. (Обстоятельное извлечение из книги Босвеля сделано А. В. Дружининым и помещено в IV томе его «Собр. сочин.»).
dic.academic.ru
Сын мелкого торговца книгами. Безо всякой материальной или моральной поддержки, страдая синдромом Туретта, Джонсон неутомимо пробивал себе дорогу и упорным трудом завоевал выдающееся положение в литературном мире. В 1735 вступил в брак с состоятельной сорокапятилетней вдовой, на средства которой открыл школу (среди учеников был юный Дэвид Гаррик, впоследствии видный актёр).
Написанная (в подражание Ювеналу) после переезда Джонсона в столицу поэма «Лондон» заслужила похвалу Поупа. За ней последовал ещё более успешный опыт ювеналовой сатиры, «Тщета человеческих желаний» (1749), которая закрепила за Джонсоном репутацию ведущего английского поэта тех лет. До этого, в 1738—1744, он под вымышленными именами освещал ход парламентских дебатов в журнале «Джентлменз мэгэзин», печатался и во многих других изданиях, зарабатывая на жизнь литературной подёнщиной.
В 1744 выпустил удачную биографию Ричарда Сэвиджа, после чего получил заказ на составление толкового словаря английского языка. Этот труд занял девять лет, прославил автора по всей стране, укрепил его материальное положение и принес ему степень магистра искусств Оксфордского университета. Несмотря на то, что Джонсон не имел предшественников в подобного рода работе, а на момент публикации (1755) этот словарь был первым в английской литературе, он и до настоящего времени не потерял своей ценности (его значение сравнимо со Словарём Академии Российской для русского языка).
В 1750—1752 издавал журнал «Рэмблер» (англ. The Rambler), в котором напечатал 203 «опыта» на этические и литературные темы. Задачу своего журнала Джонсон видел в том, чтобы назидать, а не развлекать. Издание, к которому публика отнеслась с прохладцей, пришлось прекратить со смертью жены, но переизданные в одном томе выпуски журнала стали бестселлером, что в 1758 г. вдохновило Джонсона на издание менее серьёзного журнала «Айдлер» (англ. The Idler).
По своему влиянию на умы современников-англичан Джонсона можно сравнить с Вольтером и его славой в континентальной Европе. В 1759 году, когда Вольтер опубликовал свою самую знаменитую философскую повесть «Кандид», Джонсон выпустил свой собственный опыт в аналогичном роде, — повесть «История Расселасса, принца Абиссинского» (англ. The History of Rasselas, Prince of Abissinia), в которой отразился его крайне мрачный в те годы взгляд на жизнь как на стезю беспросветного страдания. Пессимизм Джонсона был отчасти обусловлен цепочкой смертей его ближайших родственников, в том числе матери, и носил временный характер.
В 1765 году Джонсон издал собрание сочинений Шекспира (8 тт.; англ. The Plays of William Shakespeare), снабдил его интересным предисловием, в котором, характеризуя великого драматурга, установил новый, идущий вразрез с господствующими точками зрения, взгляд на закон драматического творчества. Предвосхищая мысли Гердера, он объявляет Шекспира «поэтом природы», прощает ему различные «поэтические вольности», неподчинение классическим правилам, оправдывая даже шекспировский приём смешения комического с трагическим, который подвергался безусловному осуждению в кругах классиков.
Следующей большой работой Джонсона было десятитомное «Жизнеописание важнейших английских поэтов» (англ. The Lives of the Poets, 1779—1781), в котором он выступает не только как биограф, но и как критик, ещё не порвавший с теориями классицизма (его оценки Мильтона, Грея и пр.). Эти жизнеописания (во многих случаях, фундаментальный разбор творчества того или иного автора) представляют собой самое остроумное произведение литературной критики XVIII века[6]. Большой знаток литературы, Джонсон первый усомнился в подлинности поэм Оссиана. Он попытался привести в систему историю национальной словесности и ввёл термины, которые впоследствии стали общепринятыми (напр., «поэты-метафизики»).
Статья основана на материалах Литературной энциклопедии 1929—1939.
«Доктор Джонсон» (так его стали называть после получения докторской степени в Оксфорде) умер в 1784 году и был похоронен в Вестминстерском аббатстве. На протяжении полувека его авторитет был непререкаем. И только когда Маколей обрушился с критикой на консервативные политические взгляды Джонсона, его слава пошла на убыль. В настоящее время его помнят главным образом благодаря сочиненному Джеймсом Босуэллом жизнеописанию — самой читаемой биографии на английском языке. Джонсон познакомился с Босуэллом в июне 1763 года, и на следующий год они вместе с Рейнольдсом и Бёрком учредили знаменитый Литературный клуб. На протяжении многих лет перед тем, как отойти ко сну, Босуэлл скрупулёзно фиксировал слышанные за день беседы Джонсона в клубе и при личных встречах со знаменитым критиком, в подробностях описал их совместное путешествие на Гебриды в 1775 году. Объёмистый труд Босуэлла на редкость точно запечатлел незаурядный джонсоновский талант парадоксального остроумия, который современники не колеблясь сравнивали с сократовским. Новые грани в образе Джонсона приоткрыла осуществлённая в XX веке публикация его собственных дневниковых записей.
Ненависть шотландцев, не угасшую и в XXI веке, Джонсон вызвал своими пренебрежительными отзывами о них. Ещё в 1773 году шотландский поэт Роберт Фергюссон в стихотворении «Доктору Джонсону: пища для нового издания его Словаря» (To Dr Samuel Johnson: Food for a new Edition of his Dictionary) открыто издевался над Джонсоном, не признававшим шотландской «версии» английского языка. В итоге стихи о Джонсоне гэльских поэтов-современников, прежде всего многочисленные стихи вождя клана Макинтайр Джеймса Макинтайра из Гленно (1727—1799), например, Песня для доктора Джонсона[7] (как и стихотворения принадлежавшего к иному политическому лагерю Джеймса Шоу, он же «Бард Лох-Несса») полны нестандартной лексики. Однако на подобные грубости спровоцировал шотландцев сам Джонсон, а то, что его выпады против шотландцев порождены синдромом Туретта (содержащего в своей структуре копролалию) тогда известно не было, ведь первое описание этой болезни появилось через столетие после его смерти.
Джонсону приписывается высказывание о патриотизме как последнем прибежище негодяя. Происходит из сочинения Босуэлла, который поясняет[8]:
он не подразумевал реальной и щедрой любви к нашей стране, но имел в виду тот патриотизм, который так многие, во все времена и во всех странах, делали прикрытием личных интересов.
В первом издании своего словаря (1755) Джонсон определил слово «патриот» следующим образом: «тот, чьей руководящей страстью является любовь к своей стране». В четвёртом издании (1774) он сделал добавление, отражающее особенности политического словоупотребления тех лет: «также иногда используется для фракционных нападок на правительство»[9]. Здесь имеется в виду использования понятия в патриотической риторике вигов, ведших атаку на правительство тори и двор под лозунгом защиты прав и свобод нации. Отражению этих атак посвящён предвыборный памфлет Джонсона «Патриот. Обращение к избирателям Великобритании» (1774). В памфлете Джонсон, выдвигая идеал депутата-патриота, всецело преданного интересам отечества, вместе с тем обвиняет оппозицию в несоответствии этому идеалу, «фальшивом патриотизме» и демагогии[10].
ru-wiki.org
Сэмюэл Джонсон – английский критик, биограф, эссеист, поэт и лексикограф. Считается одной из величайших фигур жизни и литературы XVIII века. Другая причина популярности, которой пользуется сегодня Сэмюэл Джонсон, – цитаты писателя.
Джонсон Сэмюэл родился 18 сентября 1709 года в провинциальном городе Личфилде, в графстве Стаффордшире, в семье Майкла Джонсона, занимавшегося торговлей книгами и канцтоварами, и Сары. Отец (как и впоследствии его сын) был склонен к приступам меланхолии, но его уважали: к тому моменту, когда родился Сэмюэл, он уже служил шерифом. Джонсон Сэмюэл был болезненным ребенком и не должен был выжить. В 1711 году, в возрасте двух лет, его почти слепого, частично глухого, страдающего от золотухи и туберкулеза, отвели к королеве Анне, чтобы та своим прикосновением излечила больного. Но чудесного исцеления, однако, не произошло.
В 1716-м Джонсон, чувствительный, неуклюжий и не по своим годам, поступил в гимназию Личфилда. Ее возглавлял образованный, но жестокий Джон Хантер, бивший своих учеников, для того чтобы, по его словам, спасти их от виселицы. Позже Сэмюэл настаивал, что если бы его не били, он не достиг бы ничего. Однако под руководством Хантера он выучил латинский и греческий языки и начал писать стихи. В 1725 году, в возрасте 16 лет, провинциальный Джонсон полгода гостил у своего двоюродного брата Корнелиуса Форда, утонченного и лихого бывшего преподавателя в Кембридже. Там он впервые узнал о существовании интеллектуального и литературного мира страны.
В 1726 году он окончил школу и пошел работать в книжный магазин своего отца. Это было ошибкой. Жизнь Сэмюэла Джонсона в следующие два года была несчастливой, но в то же время он продолжал жадно и бессистемно изучать английский язык и классическую литературу.
В 1728 году с небольшим наследством в сорок фунтов, оставленных его матери после смерти родственника, он совершенно неожиданно поступил в Пемброк-колледж в Оксфорде. Там, однако, он не смог обеспечить себя достаточным количеством пищи, как, впрочем, и в течение многих последующих лет. Здесь же начали проявляться признаки меланхолии, которая будет преследовать его всю оставшуюся часть жизни. Как следствие, он уделял мало внимания учебе и в 1789 году, крайне подавленный и слишком бедный, чтобы продолжать образование, покинул Оксфорд, так и не получив диплома.
Перевод с латыни «Мессии» Поупа, сделанный Джонсоном во время учебы, был опубликован в 1731 году, но к тому времени бедный, в долгах, депрессии, частично слепой и глухой, в рубцах от золотухи и оспы Сэмюэл опасался за свою вменяемость. Кроме того, в декабре того же года умер его отец, также банкрот.
В 1732 году Джонсон нашел работу швейцара в средней школе Маркет-Босворта. Во время посещения Бирмингема он познакомился с Генри Портером и его женой Элизабет. В следующем году, лежа в постели во время очередного продолжительного визита к новым друзьям, Сэмюэл продиктовал сокращенную английскую версию французского перевода книги «Путешествие в Абиссинию», написанную в XVII в. португальским иезуитом. Она стала его первой опубликованной книгой, и Джонсон получил за нее пять гиней.
В 1735 году, в возрасте двадцати пяти лет, Джонсон женился на овдовевшей 46-летней Элизабет Портер. На приданое жены, составившее 700 фунтов, Сэмюэл основал частную академию недалеко от Личфилда. Среди учеников был Дэвид Гаррик, ставший самым известным актером своего времени и близким другом Джонсона. К 1737 году академия обанкротилась, и Сэмюэл решил сделать состояние на литературном поприще, уехав в Лондон в сопровождении Гаррика.
В 1738 году, живя в Лондоне в условиях крайней нищеты, Джонсон начал писать для «Журнала джентльмена» Эдварда Кейва. Там он опубликовал «Лондон» - имитацию сатиры Ювенала на упадок Древнего Рима, за которую получил десять гиней. Кроме того, он познакомился с Ричардом Сэвиджем, другим обнищавшим поэтом с сомнительной репутацией.
Между 1740-м и 1743-м он редактировал парламентские дебаты для «Журнала джентльмена». Спустя годы, его хвалили за проявленную беспристрастность.
В 1744 году Ричард Сэвидж скончался в бристольской тюрьме. Джонсон написал «Жизнь Сэвиджа», замечательную своей честной прорисовкой сильных и слабых сторон характера друга. Произведение стало первой прозой писателя, привлекшей внимание читающей публики.
В 1745 г. были опубликованы «Разнообразные наблюдения о трагедии «Макбет». В следующем году он подписал контракт с группой издателей и провел огромную работу по составлению словаря английского языка, аналогичного изданному во Франции сорока членами Французской Академии. Он обратился со своим «Планом словаря» к графу Честерфилду, но тот оказался весьма посредственным патроном. Следствием этого стало следующее определение Джонсоном слова «патрон»: «Это тот, кто содействует, помогает и защищает. Обычно это негодяй, который поддерживает надменно в обмен на лесть».
В 1748 году с шестью помощниками Джонсон переехал в большой дом на Флит-стрит и начал работу над составлением словаря. В 1749 году появилось его меланхолическое произведение «Тщета человеческих желаний», и Гаррик поставил трагедию Джонсона «Ирен» на Друри-Лейне.
Между 1750 и 1752 годами за две недели он создал более двухсот эссе «Рэмблер». В 1752-м умерла его жена. Два года спустя Джонсон вернулся в Оксфорд, где познакомился с Томасом Уортоном, будущим поэтом-лауреатом. В следующем году с помощью Уортона Сэмюэл, наконец, получил степень магистра в Оксфорде. В том же году его большой словарь английского языка был окончательно завершен и опубликован, и хотя он все еще был очень беден, его литературная репутация была окончательно установлена. В этот период он познакомился с молодыми Джошуа Рейнольдсом, Беннетом Лэнгтоном и Тофамом Боклерком.
В 1756 году Джонсон Сэмюэл написал «Предложения для нового издания Шекспира», которые, однако, не появлялись до 1765 года. Он также продолжил свою деятельность в качестве журналиста, редактора и составителя предисловий. Когда его арестовали за долги, залог внес Сэмюэл Ричардсон. Между 1758 и 1760 годами он написал серию очерков «Лентяй». В 1759 году его мать Сара умерла, и, пребывая в мрачном настроении, он написал нравственную басню «Расселас», чтобы оплатить, по его словам, похороны.
В 1762 году, после восшествия на престол Георга III, Сэмюэл Джонсон, книги которого большого дохода ему не приносили, к своему удовольствию получил пенсию в 300 фунтов в год. Однако ж назначение пансиона еще больше его смутило, ибо он был приверженцем партии тори и, помня о злоупотреблениях вигов, определил слово «пенсия» в своем словаре как «плату государственным служащим за измену своей стране». Впервые в своей жизни он не был вынужден экономить на необходимом, и хотя его вид остался удивительно и неизбежно неотесанным, он стал одним из самых известных в высшем свете литературных львов. Когда несколько молодых дам, встретив его на литературном вечере, высказали удивление странностью его фигуры, как если бы он был каким-то монстром из пустынь Африки, Джонсон заметил им, что он приручен, и его можно погладить.
В 1763 году он впервые встретил Джеймса Босвелла. Несмотря на его шотландское происхождение (Джонсон гнушался шотландцев – отсюда его знаменитое определение: «Овес – это зерно, которое в Англии едят лошади, а в Шотландии люди»), они хорошо поладили друг с другом. В 1764 г. был образован «Литературный клуб», членами которого стали Рейнольдс, Эдмунд Берк, Гаррик, Босвелл и Джонсон.
Сэмюэл в 1765 году под своей редакцией опубликовал пьесы Шекспира с великолепным и проницательным предисловием и получил звание почетного доктора юридических наук Тринити-колледжа в Дублине. Также он встретился с состоятельными Генри и Эстер Трейлами, с которыми будет проводить большую часть своего времени в течение последующих шестнадцати лет (много разговаривая, но мало занимаясь творчеством). Однажды Джонсон заметил: «Даром пишут только болваны».
В 1769 г. Босвелл, став юристом в Эдинбурге, женился, и оставался в Шотландии до 1772-го. Между 1770 и 1775 годами Джонсон выпустил серию яростных, но характерно категоричных политических памфлетов. В августе 1773 г., хотя он всегда презирал Шотландию, Сэмюэл предпринял запоминающуюся поездку с Босвеллом на Гебридские острова. В июле 1774 г. Джонсон с Трейлами отправился в Уэльс. В том же году Оливер Голдсмит, один из немногих современников, которыми он искренне восхищался, умер, и писатель ощутил огромную потерю.
Тогда же он написал памфлет «Патриот», где подверг критике то, что он рассматривал как ложный патриотизм. Вечером 7 апреля 1775 года он произнес знаменитую фразу о том, что патриотизм является последним прибежищем негодяя. Вопреки широко распространенному мнению, это высказывание относилось не к патриотизму в целом, а к ложному использованию термина Джоном Стюартом, графом Бьюта, а также его сторонниками и врагами, игравшими на его неанглийском происхождении. Джонсон выступал против самопровозглашенных патриотов в целом, но ценил «истинный» патриотизм.
В 1775 г. он опубликовал свое «Путешествие к западным островам Шотландии». В том же году Джонсон получил почетную степень Оксфордского университета, а также с Трейлами посетил Францию (которую нашел хуже Шотландии). Сэмюэл яростно отреагировал на американскую революцию, характеризуя мятежных колонистов как «расу осужденных». В 1776 году он с Босвеллом путешествовал в Оксфорд, Ашборн и Личфилд, где под дождем с непокрытой головой стоял на рыночной площади перед зданием, в котором находился книжный магазин его отца, искупая «нарушение сыновней почтительности», совершенное 50 лет тому назад. Сегодня здесь находится музей Сэмюэла Джонсона.
В 1778 году он познакомился с 24-летней Фанни Берни, вскоре ставшей успешным автором «Эвелины». В следующем году Дэвид Гаррик, старый ученик Джонсона и его близкий друг, умер, и Сэмюэл снова был потрясен. В 1781 году, после публикации книги «Жизни английских поэтов», скончался Генри Трейл. Сэмюэл утешал его вдову и собирался на ней жениться. В 1783 году, однако, состояние его здоровья стало ухудшаться, и он перенес инсульт. В следующем году, немного оправившись, он порвал с миссис Трейл, когда она объявила о своем намерении выйти замуж за Гэбриэла Пиоцци.
Доктор Сэмюэл Джонсон, страдающий от подагры, астмы, водянки и опухоли, обнаружил, что страх смерти начал овладевать им, но встретил его мужественно, как встречал все невзгоды в своей жизни. 13 декабря он умер в возрасте 75 лет. Похоронен в Вестминстерском аббатстве 20 декабря.
fb.ru
Сэмюэл Джонсон (Samuel Johnson, 1709—1784) — английский критик, лексикограф, поэт.
Сэмюэл Джонсон| Автору выгодно, чтобы его книгу не только хвалили, но и ругали, — ведь слава подобна мячу, который перебрасывают через сетку; чтобы мяч не упал на землю, необходимо бить по нему с обеих сторон. |
| Благими намерениями дорога вымощена в ад. |
| Блестящая история редко бывает полностью правдива. |
| Богатство порождает больше обвинительных приговоров, чем преступлений. |
| Вежливость — это одно из тех качеств, которое можно оценить по достоинству, лишь испытав неудобство от его отсутс |
ru.wikiquote.org
Продукцию компании Johnson & Johnson сегодня можно встретить практически в каждом магазине соответствующей направленности. Эта американская компания производит средства по уходу за телом, лекарства и даже медицинское оборудование, продающееся почти в 200 странах по всему миру.
Началась история компании Johnson & Johnson с судьбоносного открытия известного американского врача Джозефа Листера, который в 1867 году опубликовал статью, согласно с которой причиной большинства смертей на операционнах столах являются бактерии, находящиеся на руках и инструментах хирурга. Именно он впервые стал применять в работе антисептик, в роли которого на тот момент выступала карболовая кислота, распыляющаяся в операционной.
И хоть большинство врачей пропустили его предостережения мимо ушей и продолжили оперировать без перчаток и в уличной одежде, кое-кто к словам хирурга все-таки прислушался. И этим кем-то стал Роберт Вуд Джонсон, который не только загорелся идеей стерильных, запечатанных в отдельные пакеты инструментов, но и решил воплотить эту идею в жизнь.
В 1885 году, заручившись поддержкой братьев Эдварта и Джеймса, он основал предприятие, которое двумя годами позже было зарегистрировано под хорошо известным сегодня названием — Johnson & Johnson. Первой продукцией, выпускаемой компанией, стали медицинские халаты, лекарственный пластырь, а также гигроскопические вата и марля. В 1888 году братья издали книгу «Современные методы антисептической обработки раны», которая на протяжении долгих лет считалась энциклопедией атисептики.
Сегодня большинство людей знают компанию Johnson & Johnson в основном благодаря производимым ею товарам для детей. Появилось же детское направление совершенно случайно. В 1890 году один из сотрудников компании Фред Килмер в ответ на жалобу о раздражении на коже, вызываемом использованием пластырей, предложил применять с ними итальянский тальк. Этот успокаивающий кожу продукт приобрел настолько большую популярность, что стал продаваться отдельно в качестве детской присыпки и послужил основанием для запуска и других товаров для детей.
В 1910 году основатель компании Роберт Вуд Джонсон погибает, и бразды правления в свои руки берет его брат Джеймс. Под его руководством Johnson & Johnson выходит за пределы США и открывает свой первый филиал в Канаде. Примерно в это же время перечень изготовляемой продукции пополняется лейкопластырем, реклама которого появляется в ведущих медицинских журналах.
В 1924 году еще один филиал J&J появляется в Великобритании, а в 1931-м — в Австралии. В последующие годы международные филиалы компании открываются в более чем 50 странах, включая Швецию, Японию, Грецию, Корею и Египет. В конце 40-х и начале 50-х годов компания запускает свои акции на Нью-Йоркской Фондовой бирже и начинает выпуск фармацевтических препаратов.
В 1963 году Джонсоны отходят от непосредственного управления компанией, но тем не менее не перестают принимать в ней участие. Так, внучка Джеймса Джонсона Мэри Ли стала первым ребенком, который появился на упаковке детской продукции J&J.
1982 год стал одним из самых тяжелых в истории компании. Популярный болеутоляющий и жаропонижающий препарат Тайленол, выпускаемый J&J, послужил причиной смертей семи принимавших его пациентов. Результаты анализа препарата шокировали — внутри был найден цианид. Кто знает, возможно, этот год стал бы последним в истории компании, если бы своими действиями Johnson & Johnson не продемонстрировала, что для нее интересы клиентов превыше всего.
Компания изъяла весь Tylenol из аптек на сумму 100 млн. долларов, а также заменила его в домах потребителя на таблетки с аналогичными свойствами. Доказав, что ни один из ее сотрудников не является причастным к трагедии, J&J наравше с полицией и ФБР занялась поисками убийцы. И хоть злоумышленник так и не был найден, компании удалось не только вернуть себе доброе имя, но и вывести Tylenol вновь на потребительский рынок, вернув ему утраченные позиции.
Все последующие годы J&J безудержно расширялась, добавляя в перечень выпускаемой продукции все новые и новые продуктовые линии. Осуществлялось это за счет приобретения различных компаний — Dr. Carl Hahn, производящую продукцию женской гигиены, Penaten, выпускающую гигиено-косметические средства для детей, Piz Buin, занимающуюмя солнцезащитными средствами, и не только. Так, только на протяжении 90-х годов Johnson & Johnson приобрела 44 компании и расширилась на соответствующие продуктовые линие.
На сегодняшний день Johnson & Johnson Family of Companies представляет собой глобальную сеть из 250 предприятий в 57 странах мира, ее оборот превышает 53 миллиарда долларов. Продукция, выпускаемая компанией, варьируется от детской присыпки и продуктов по уходу за кожей до лекарственных препаратов и хирургических технологий. Согласно с рейтингом ассоциации «Working Mothers» J&J попала в топ-100 лучших компаний мира. И, вне всяких сомнений, это еще не предел.
| 2017 | |
| 13 | Самые уважаемые компании мира, 2017 |
| 2016 | |
| 14 | Бренды будущего (The FutureBrand Index), 2016 |
| 39 | Самые большие компании США (Fortune U.S. 100), 2016 |
| 2015 | |
| 37 | Самые большие компании США (Fortune U.S. 100), 2015 |
| 77 | Лучшие мировые бренды (Best Global Brands), 2015 |
| 2014 | |
| 8 | Бренды будущего (The FutureBrand Index), 2014 |
| 78 | Лучшие мировые бренды (Best Global Brands), 2014 |
| 2013 | |
| 6 | Самые "зеленые" бренды (Best Global Green Brands), 2013 |
| 11 | Самые дорогие компании мира (Financial Times Global), 2013 |
| 41 | Самые большие компании США (Fortune U.S. 100), 2013 |
| 81 | Лучшие мировые бренды (Best Global Brands), 2013 |
| 2012 | |
| 2 | Самые "зеленые" бренды (Best Global Green Brands), 2012 |
| 42 | Самые большие компании США (Fortune U.S. 100), 2012 |
| 79 | Лучшие мировые бренды (Best Global Brands), 2012 |
| 97 | Бренды которые могут изменить мир (Planet Brands), 2012 |
| 2011 | |
| 40 | Самые большие компании США (Fortune U.S. 100), 2011 |
| 83 | Лучшие мировые бренды (Best Global Brands), 2011 |
| 2010 | |
| 33 | Самые большие компании США (Fortune U.S. 100), 2010 |
| 75 | Лучшие мировые бренды (Best Global Brands), 2010 |
| 2009 | |
| 29 | Самые большие компании США (Fortune U.S. 100), 2009 |
| 80 | Лучшие мировые бренды (Best Global Brands), 2009 |
| 2008 | |
| 92 | Лучшие мировые бренды (Best Global Brands), 2008 |
| 2007 | |
| 90 | Лучшие мировые бренды (Best Global Brands), 2007 |
www.brandreport.ru
Материал из Википедии — свободной энциклопедии
В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Джонсон.Сэмюэл Джонсон (англ. Samuel Johnson; 7 [18] сентября 1709 года — 13 декабря 1784 года) — английский литературный критик, лексикограф и поэт эпохи Просвещения, чьё имя, по оценке «Британники», стало в англоязычном мире синонимом второй половины XVIII века[1].
Безо всякой материальной или моральной поддержки, страдая синдромом Туретта, Джонсон неутомимо пробивал себе дорогу и упорным трудом завоевал выдающееся положение в литературном мире. Сын мелкого торговца книгами. В 1735 г. вступил в брак с состоятельной сорокапятилетней вдовой, на средства которой открыл школу (среди учеников был юный Дэвид Гаррик, впоследствии видный актёр).
Написанная (в подражание Ювеналу) после переезда Джонсона в столицу поэма «Лондон» заслужила похвалу Поупа. За ней последовал ещё более успешный опыт ювеналовой сатиры, «Тщета человеческих желаний» (1749), которая закрепила за Джонсоном репутацию ведущего английского поэта тех лет. До этого, в 1738 — 1744 гг., он под вымышленными именами освещал ход парламентских дебатов в журнале «Джентлменз мэгэзин», печатался и во многих других изданиях, зарабатывая на жизнь литературной подёнщиной.
В 1744 г. выпустил удачную биографию Ричарда Сэвиджа, после чего получил заказ на составление толкового словаря английского языка. Этот труд занял девять лет, прославил автора по всей стране, укрепил его материальное положение и принес ему степень магистра искусств Оксфордского университета. Несмотря на то, что Джонсон не имел предшественников в подобного рода работе и на момент публикации (1755) словарь его был первым в английской литературе, он до настоящего времени не потерял своей ценности (его значение сравнимо со Словарём Академии Российской для русского языка). 
В 1750 — 1752 гг. издавал журнал «Рэмблер» (англ. Rambler), в котором напечатал 203 «опыта» на этические и литературные темы. Задачу своего журнала Джонсон видел в том, чтобы назидать, а не развлекать. Издание, к которому публика отнеслась с прохладцей, пришлось прекратить со смертью жены, но переизданные в одном томе выпуски журнала стали бестселлером, что в 1758 г. вдохновило Джонсона на издание менее серьёзного журнала «Айдлер» (англ. Idler).
По своему влиянию на умы современников-англичан Джонсона можно сравнить с Вольтером и его славой в континентальной Европе. В 1759 г., когда Вольтер опубликовал свою самую знаменитую философскую повесть «Кандид», Джонсон выпустил свой собственный опыт в аналогичном роде, — повесть «История Расселасса, принца Абиссинского», в которой отразился его крайне мрачный в те годы взгляд на жизнь как на стезю беспросветного страдания. Пессимизм Джонсона был отчасти обусловлен цепочкой смертей его ближайших родственников, в том числе матери, и носил временный характер.
В 1765 году Джонсон издал собрание сочинений Шекспира (8 тт.), снабдил его интересным предисловием, в котором, характеризуя великого драматурга, установил новый, идущий вразрез с господствующими точками зрения, взгляд на закон драматического творчества. Предвосхищая мысли Гердера, он объявляет Шекспира поэтом «природы», прощает ему различные «поэтические вольности», неподчинение классическим правилам, оправдывая даже шекспировский приём смешения комического с трагическим, который подвергался безусловному осуждению в кругах классиков. 
Следующей большой работой Джонсона было десятитомное «Жизнеописание важнейших английских поэтов» (The Lives of the Poets, 1779—1781), в котором он выступает не только как биограф, но и как критик, ещё не порвавший с теориями классицизма (его оценки Мильтона, Грея и пр.). Эти жизнеописания (во многих случаях, фундаментальный разбор творчества того или иного автора) представляют собой самое остроумное произведение литературной критики XVIII века[2]. Большой знаток литературы, Джонсон первый усомнился в подлинности поэм Оссиана. Он попытался привести в систему историю национальной словесности и ввёл термины, которые впоследствии стали общепринятыми (напр., «поэты-метафизики»).
Статья основана на материалах Литературной энциклопедии 1929—1939.
«Доктор Джонсон» (так его стали называть после получения докторской степени в Оксфорде) умер в 1784 г. и был похоронен в Вестминстерском аббатстве. На протяжении полувека его авторитет был непререкаем. И только когда Маколей обрушился с критикой на консервативные политические взгляды Джонсона, его слава пошла на убыль. В настоящее время его помнят главным образом благодаря сочиненному Джеймсом Босуэллом жизнеописанию — самой читаемой биографии на английском языке. Джонсон познакомился с Босуэллом в июне 1763 г., и на следующий год они вместе с Рейнольдсом и Бёрком учредили знаменитый Литературный клуб. На протяжении многих лет перед тем, как отойти ко сну, Босуэлл скрупулёзно фиксировал слышанные за день беседы Джонсона в клубе и при личных встречах со знаменитым критиком, в подробностях описал их совместное путешествие на Гебриды в 1775 г. Объемистый труд Босуэлла на редкость точно запечатлел незаурядный джонсоновский талант парадоксального остроумия, который современники не колеблясь сравнивали с сократовским. Новые грани в образе Джонсона приоткрыла осуществленная в XX веке публикация его собственных дневниковых записей.
Ненависть шотландцев, не угасшую и в XXI веке, Джонсон вызвал своими пребрежительными отзывами о них. Ещё в 1773 году шотландский поэт Роберт Фергюссон в стихотворении «Доктору Джонсону: пища для нового издания его Словаря» (To Dr Samuel Johnson: Food for a new Edition of his Dictionary) открыто издевался над Джонсоном, не признававшим «шотландской» версии английского языка. В итоге стихи о Джонсоне гэльских поэтов-современников, прежде всего многочисленные стихи вождя клана Макинтайр Джеймса Макинтайра из Гленно (1727—1799) (как и стихотворения принадлежавшего к иному политическому лагерю Джеймса Шоу, он же «Бард Лох-Несса») неудобны для цитирования. Однако на грубости спровоцировал шотландцев сам Джонсон, а то, что его выпады против шотландцев порождены синдромом Туретта (содержащего в своей структуре копролалию) тогда известно не было, ведь первое описание этой болезни появилось через столетие после его смерти.
Джонсону приписывается высказывание о патриотизме как последнем прибежище негодяя. Происходит из сочинения Босуэлла, который поясняет[3]:
он не подразумевал реальной и щедрой любви к нашей стране, но имел в виду тот патриотизм, который так многие, во все времена и во всех странах, делали прикрытием личных интересов.
В первом издании своего словаря 1755 г. Джонсон определил слово «патриот» так: «тот, чьей руководящей страстью является любовь к своей стране». В четвёртом издании (1774) он сделал добавление, отражающее особенности политического словоупотребления тех лет: «также иногда используется для фракционных нападок на правительство»[4]. Здесь имеется в виду использования понятия в патриотической риторике вигов, ведших атаку на правительство тори и двор под лозунгом защиты прав и свобод нации. Отражению этих атак посвящён предвыборный памфлет Джонсона «Патриот. Обращение к избирателям Великобритании» (1774 г.). В памфлете Джонсон, выдвигая идеал депутата-патриота, всецело преданного интересам отечества, вместе с тем обвиняет оппозицию в несоответствии этому идеалу, «фальшивом патриотизме» и демагогии[5].
На другой день князь Андрей поехал к Ростовым обедать, так как его звал граф Илья Андреич, и провел у них целый день. Все в доме чувствовали для кого ездил князь Андрей, и он, не скрывая, целый день старался быть с Наташей. Не только в душе Наташи испуганной, но счастливой и восторженной, но во всем доме чувствовался страх перед чем то важным, имеющим совершиться. Графиня печальными и серьезно строгими глазами смотрела на князя Андрея, когда он говорил с Наташей, и робко и притворно начинала какой нибудь ничтожный разговор, как скоро он оглядывался на нее. Соня боялась уйти от Наташи и боялась быть помехой, когда она была с ними. Наташа бледнела от страха ожидания, когда она на минуты оставалась с ним с глазу на глаз. Князь Андрей поражал ее своей робостью. Она чувствовала, что ему нужно было сказать ей что то, но что он не мог на это решиться. Когда вечером князь Андрей уехал, графиня подошла к Наташе и шопотом сказала: – Ну что? – Мама, ради Бога ничего не спрашивайте у меня теперь. Это нельзя говорить, – сказала Наташа. Но несмотря на то, в этот вечер Наташа, то взволнованная, то испуганная, с останавливающимися глазами лежала долго в постели матери. То она рассказывала ей, как он хвалил ее, то как он говорил, что поедет за границу, то, что он спрашивал, где они будут жить это лето, то как он спрашивал ее про Бориса. – Но такого, такого… со мной никогда не бывало! – говорила она. – Только мне страшно при нем, мне всегда страшно при нем, что это значит? Значит, что это настоящее, да? Мама, вы спите? – Нет, душа моя, мне самой страшно, – отвечала мать. – Иди. – Все равно я не буду спать. Что за глупости спать? Maмаша, мамаша, такого со мной никогда не бывало! – говорила она с удивлением и испугом перед тем чувством, которое она сознавала в себе. – И могли ли мы думать!… Наташе казалось, что еще когда она в первый раз увидала князя Андрея в Отрадном, она влюбилась в него. Ее как будто пугало это странное, неожиданное счастье, что тот, кого она выбрала еще тогда (она твердо была уверена в этом), что тот самый теперь опять встретился ей, и, как кажется, неравнодушен к ней. «И надо было ему нарочно теперь, когда мы здесь, приехать в Петербург. И надо было нам встретиться на этом бале. Всё это судьба. Ясно, что это судьба, что всё это велось к этому. Еще тогда, как только я увидала его, я почувствовала что то особенное». – Что ж он тебе еще говорил? Какие стихи то эти? Прочти… – задумчиво сказала мать, спрашивая про стихи, которые князь Андрей написал в альбом Наташе. – Мама, это не стыдно, что он вдовец? – Полно, Наташа. Молись Богу. Les Marieiages se font dans les cieux. [Браки заключаются в небесах.] – Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать. В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.
В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом. Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей. – А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу. Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему. – Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг. Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея. – В Наташу Ростову, да? – сказал он. – Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?… – Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека. – Но она! – Она любит вас. – Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру. – Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер. – Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь. – Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им. – Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота… – Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это. – Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня. – Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.
Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу. Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело. Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись. – И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение. Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
wiki-org.ru
