Лев Владимирович Урусов
Здесь, в период между июльскими днями и корниловскими с Московским государственным совещанием 10 августа в промежутке, наш комитет Общества с его общими собраниями снова получил своё значение. Должен сказать, что до июльских дней, при всей напряжённости работы, при том внимании, которого требовали от каждого из нас текущие дела, и при сравнительно безболезненном переходе от Милюкова к Терещенко, после треволнений переходного момента мы сами старались не выдвигать на первый план наш комитет, сила которого возрастала по мере несколько феерического служебного возвышения его членов: Петряев, Некрасов, занявшие крупные должности, но не порывавшие связи с нами, наконец, князь Л.В. Урусов, который, после того как заместитель Струве в качестве директора Экономического департамента Н.Н. Нордман был отправлен в командировку за границу и оттуда не вернулся, так как его там застала большевистская революция, стал управляющим Экономическим департаментом. Всё это уже само по себе придавало нашему комитету вес в силу значения личностей, в него входивших.
Повторяю, после того как Терещенко выдал нам вексель относительно незаключения сепаратного мира в присутствии всего ведомства, мы сознательно не желали саботировать его работу, видя, что он во всех отношениях подчиняется ведомству, двигаясь должным направлением. Но до июльских дней наша роль сводилась к тому, чтобы дать возможность новому министру беспрепятственно работать, и когда единственное облако в виде упомянутого обращения в советы присяжных поверенных, грозившего совершенно потрясти всю постановку дипломатической службы, рассеялось, наша позиция была благожелательной и вполне лояльной. Сам Терещенко по вопросам, касавшимся быта служащих, например по вопросу о материальном положении и не сходившему с повестки дня за всю войну вопросу о прибавках к жалованью на дороговизну, привлекал наш комитет.
Таким образом, всё обстояло бы вполне благополучно, если бы не внешние обстоятельства, сдвинувшие наш комитет с идиллической позиции. Я говорю об июльских днях. Надо тут же сказать, что «чиновничий синдикализм», к которому Временное правительство в первый момент не выработало своего определённого отношения, теперь уже был формально легализован и Временное правительство в целом ряде случаев официально привлекало организации служащих в соответственные совещания. Легализованные таким образом чиновничьи союзы слились в Петрограде в Союз союзов, который охватывал все ведомства в Петрограде и сыграл впоследствии решающую роль в организации саботажа чиновников в момент большевистского переворота.
От нашего комитета в состав Союза союзов вошли трое лиц: председатель комитета князь Л.В. Урусов, В.К. Коростовец и я. Из этих троих лиц до июльских дней только Урусов и Коростовец посещали Союз союзов, так как я был настолько занят, что не считал возможным ходить туда, зная от Урусова и Коростовца, что дело только начинается и находится в организационной стадии. Я стал бывать там уже в период после корниловских дней, потеряв веру в то, что Временное правительство спасёт положение. Между тем Союз союзов получил приглашение на Московское государственное совещание, причём от Союза союзов поехали трое, в том числе князь Л.В. Урусов (его входной билет был написан на имя «гражданина Льва Владимировича Урусова», без обозначения княжеского титула). Таким образом, наш комитет втягивался в общую политическую игру.
Князь Урусов действительно ездил в Москву и по приезде сделал доклад на общем собрании нашего Общества. Сам Урусов в Москве не выступал, но этого от него и не требовалось. Зато его доклад был выслушан весьма внимательно, и мы решили пристегнуть себя не только формально, но и по существу к Союзу союзов, хотя там всё ещё продолжались организационные споры. По своему политическому существу Московское совещание уже кристаллизовало оппозицию Временному правительству, несмотря на внешнее примирение к концу совещания. Вставал вопрос, оставаться ли нам, то есть теперь уже всей чиновничьей массе, в оппозиции или же продолжать держаться прежней лояльной позиции. Огромное большинство как у нас в ведомстве, так и в других ведомствах продолжало оставаться на прежней позиции, несмотря на то что критика действий Временного правительства в нашем министерстве была очень сильна.
Начались первые переоценки и в вопросе о монархии. При этом большую роль сыграл у нас С.Д. Сазонов, который, хотя и находился формально вне ведомства, однако фактически сохранял связь с ним благодаря долголетним личным знакомствам. Сазонов вскоре после его отставки Временным правительством от должности посла в Лондоне стал довольно открыто говорить, что свержение монархии было политической ошибкой, что в этом повинны два человека, а именно Гучков и Шульгин, отправившиеся к Николаю II и привёзшие другой текст, а не тот, который должны были привезти, что добавление об отречении царя не только за себя, но и за сына было их ошибкой. Манифест Михаила — это уже последствие этой роковой ошибки. «Гучков и Шульгин — вот кто погубил монархию», — говорил в это время Сазонов своим многочисленным друзьям.
Но исторически было бы неправильно утверждать, что монархическое движение выявилось в это время. В нашем ведомстве, да и вообще в Петрограде в чиновничьих массах монархические настроения сколько-нибудь заметно стали выявляться лишь после большевистского переворота, когда выяснилось, что Временное правительство не имеет никаких шансов восстановиться. Даже и после октябрьского переворота борьба с большевизмом сначала велась под флагом Комитета борьбы за спасение Родины и Революции. Эта типично февральская формула первое время была и лозунгом саботировавшего большевиков чиновничества.
Мне приходилось в моих предшествующих записках давать характеристику князя Л.В. Урусова, председателя нашего комитета. Поскольку его роль в министерстве стала всё возрастать к концу Временного правительства, то нельзя не остановиться на его служебном положении в ведомстве, так как оно очень стимулировало комитетскую деятельность Урусова.
Положение его в самом начале Февральской революции определялось его должностью вице-директора II Департамента при Нольде в качестве директора. Нольде стал товарищем министра, из II Департамента и Юрисконсультской части были образованы Правовой и Экономический департаменты, во главе которых были поставлены П.Б. Струве, сразу вступивший в должность, и Мандельштам, который, как я указывал, не приехал из-за границы, и управление Правовым департаментом в административной части легло на А.А. Доливо-Добровольского, а в юридической и международно-политической — на меня. Доливо был в одинаковом положении с Урусовым до Февральской революции, но он, так же как и я, фактически очень повысился в служебном положении, заведуя самостоятельной частью с правом доклада министру. Урусов же, хотя ничего не проиграл с революцией, но и не выиграл, а так как это был человек с большим темпераментом, то, несомненно, он был в обиде и стал инициатором создания Общества служащих МИД, где с самого начала занял главенствующую роль, даже когда председателем был Петряев.
Урусов был сверстником Нольде и одновременно с ним начал дипломатическую службу, когда же после ухода Струве по его рекомендации был назначен один из его учеников Н.Н. Нордман, не владевший в должной мере, как я отмечал выше, даже иностранными языками, Урусов был прямо оскорблён здесь, так как ему приходилось служить под начальством человека моложе его и бесспорно недостойного того поста, который ему был вверен. Только значительное время спустя Нордман был послан за границу в командировку, из которой так и не вернулся, но Урусов только временно стал его замещать. Это невысокое по сравнению с быстрым движением его коллег служебное положение заставляло его природное честолюбие довольствоваться своей ролью в комитете, которую он по шатким обстоятельствам момента сознательно углублял.
В основе этого сравнительно приниженного положения Урусова в министерстве была антипатия, которую питал к нему Терещенко. Последний не мог забыть того приёма, который ему устроили в начале его деятельности, той дипломатической Каноссы, с которой он дебютировал. Этот эпизод Терещенко, справедливо или нет, всегда приписывал Урусову и видел в нём личный элемент. Одно время он даже думал его просто уволить из МИД, но не такие были времена — Урусов играл в ведомстве слишком видную роль и пользовался в связи с созданием по его инициативе Общества служащих большой популярностью. Тогда Терещенко стал притеснять Урусова, как, очевидно, это легко может сделать всякий министр в отношении своего подчинённого, но Урусов долго служил в посольствах и миссиях и, хотя и не представлял из себя чего-либо исключительного, всё же был достаточно опытный дипломат, чтобы показать неопытному министру, как опасно бывает иногда сводить личные счёты.
Эта личная игра Терещенко — Урусов продолжалась во всё время министерства Терещенко. Почему-то Нольде с восторгом говорил об этом направо и налево, должно быть, из нелюбви к Терещенко. Когда, несмотря на личные чувства, Терещенко всё же должен был дать Урусову управление Экономическим департаментом, то и здесь он отказался от предложения Нератова и Петряева сделать того директором департамента, а назначил его только временно управляющим. Урусов, спортсмен по природе (он был одним из лучших в мире игроков в теннис), очень остро воспринял новое свидетельство неприязни министра, друга Керенского, и даже отпустил себе по восточному обычаю бороду, с тем чтобы сбрить её, только когда уйдут Терещенко и Керенский, которого он, хотя лично и не знал, но невзлюбил за его дружбу с Терещенко. Неудивительно, что, когда пришёл час и Урусов в саботажные времена очутился во главе всех ведомств, он постарался это движение по возможности отдалить от истоков Февральской революции. Нужно отдать ему должное: в самый момент Октябрьской революции и во время, непосредственно за ней следовавшее, пока была тень надежды на восстановление Временного правительства, Урусов, как и все, был вполне лоялен. Лишь позже направление его деятельности изменилось.
Следующая глава >
biography.wikireading.ru
Все бумажные эксперименты в области внутренней политики кажутся сказкой для детей младшего возраста, если перейти к обзору деятельности большевиков в сфере политики внешней и военной. Читать далее
Опубликование тайных договоров последовало — ежедневно печатается порция наших секретных телеграмм и тайная дипломатия делается явной. Я слыхал, конечно, слова осуждения министерству, что оно отдало без сопротивления ключи от секретных архивов Троцкому — конечно, будут indiscrétions неделикатности — но духовное завещание министерства оказалось завещанием патриота, а иногда и государственного человека — и то, что нам всем было ясно, что не страшно опубликовать «тайные» договоры — оказалось и на деле, публикация этих документов не вызывает ни сенсации, ни народного негодования, ни даже, скажу, большого интереса, потому что ожидали бóльшего — фокус у Троцкого не вышел — и он попал в глупое и неловкое положение — первое в политической игре не прощается — еще менее терпимо второе — положение, занятое Троцким с опубликованием документов, по отношению к союзникам не только неловкое — оно нетерпимое — c’est un homme coulé (это человек, который себя скомпрометировал) — но эти документы — этот козырь весенних дней — опять-таки оказался мыльным пузырем — но не увеличив популярности большевиков, это недопустимое отношение к международным секретным договорам не скомпрометировало окончательно нашего русского положения. Обращение Троцкого к послам и посланникам с воззванием о мире осталось без ответа — один бабник Гарридо, испанец, написал ответную ноту en règle как положено — в русских газетах уже есть известие, что англичане не собираются признавать правительство Ленина, не признается оно и в России и даже в Петрограде, где функционирует остаток Временного правительства, усиленное товарищами министров. И до сих пор, видя ту борьбу, которая ведется интеллигенцией и сознательной частью русского народа против захвативших власть большевиков, и несомненно учитывая исключительно свои интересы, союзники на Россию еще не поставили крест — они откажутся от нас, если мы не справимся вовремя с большевистской напастью — но пока они зорко смотрят и ждут.
Во всем происходящем они также не без вины — невмешательство в наши дела в продолжение 8 месяцев революции привело к торжеству большевизма — оцени вернее положение, они могли бы сказать свое слово раньше — а что такое слово много значит и что оно даже теперь для политических анархистов является угрозой, с которой они считаются, а для людей честных оружием грозным может служить обращение к генералу Духонину глав военных миссий, находящихся в Ставке. Приходится перейти к последнему мыльному пузырю и, нужно признаться, наиболее страшному, и «мыльные» результаты коего еще не вполне установлены. Когда все карты большевиков были сыграны — захвачен МИД, пущены все декреты о земле, которая покрыта снегом, о мире, на что ни от кого ответа не было получено (слух говорит, что Германия ответила, что о мире будет разговаривать или с Учредительным собранием или с законным наследником Николая II; что же касается перемирия, то согласна с условием отступления русских линий на сто верст вглубь страны) — была брошена на стол последняя карта. Ленин и Крыленко предложили Духонину немедленно начать переговоры с высшим германским командованием об установлении трехмесячного перемирия и одновременно предложили отдельным войсковым частям на фронте, каждой в отдельности, войти в такие же переговоры с противником. Духонин отказался исполнить это приказание и был смещен и заменен Крыленко — но все это осталось на бумаге. С серьезным протестом против сепаратного перемирия выступили перед Духониным иностранные миссии, напомнив весьма кстати о Лондонском соглашении 23 августа / 5 сентября 1914 г. Ставка и общеармейский комитет, потерявший при известии о назначении Крыленко и изданных приказах всякое соображение, постепенно нашла свою голову — Духонин телеграфировал всему фронту предложение Крыленко и протест иностранцев — и имеются признаки, что нарождается третий и последний мыльный пузырь.
project1917.ru
Князь Лев Влади́мирович Уру́сов (31 декабря 1877(18771231), Санкт-Петербург— 1933, Париж) — русский дипломат, член МОК с 1910 по 1933 год. Внук генерала П. А. Урусова, племянник дипломата Л. П. Урусова.
Лев Владимирович Урусов родился в 1877 году в семье статского советника, камергера Владимира Павловича Урусова. В 1898 году закончил Императорский Александровский лицей. С того же года состоял на службе в МИДе. С 1910 по 1912 год возглавлял российскую дипломатическую миссию в Болгарии, в 1912—1916 годах был первым секретарём российского посольства в Японии. С 1917 года в эмиграции.
Князь Урусов был одним из сильнейших российских теннисистов своего времени. В 1907 году он стал чемпионом Санкт-Петербурга, а на следующий год чемпионом России. В 1913 году, находясь на дипломатической службе в Японии, Урусов выиграл открытое первенство Токио по теннису в одиночном разряде. С 1910 года до самой смерти в 1933 году Урусов был членом МОК. После окончания мировой войны неоднократно выступал с предложениями о возвращении российского представительства в международное Олимпийское движение, сначала, перед Олимпиадой 1920 года, в виде команды, составленной из эмигрантов, а потом, перед Олимпиадой 1924 года, в виде двух команд, эмигрантской и советской[1], но руководство МОК, выразив восхищение патриотизмом князя, эти проекты решительно отклонило: Советская Россия не была признана МОК, а эмигранты не представляли реальную страну[2].
В 2008 году имя князя Льва Владимировича Урусова было внесено в списки Зала российской теннисной славы в номинации «Пионеры отечественного тенниса». Анна Дмитриева сообщила репортёрам, что родственников князя в России не осталось и что памятная статуэтка и диплом лауреата будут храниться в России, пока не будут востребованы кем-то из его родственников за границей[3].
wp.wiki-wiki.ru
Князь Лев Влади́мирович Уру́сов (31 декабря 1877 (1877-12-31), Санкт-Петербург— 1933, Париж) — русский дипломат, член МОК с 1910 по 1933 год. Внук генерала П. А. Урусова, племянник дипломата Л. П. Урусова.
Лев Владимирович Урусов родился в 1877 году в семье статского советника, камергера Владимира Павловича Урусова. В 1898 году закончил Императорский Александровский лицей. С того же года состоял на службе в МИДе. С 1910 по 1912 год возглавлял российскую дипломатическую миссию в Болгарии, в 1912—1916 годах был первым секретарём российского посольства в Японии. С 1917 года в эмиграции.
Князь Урусов был одним из сильнейших российских теннисистов своего времени. В 1907 году он стал чемпионом Санкт-Петербурга, а на следующий год чемпионом России. В 1913 году, находясь на дипломатической службе в Японии, Урусов выиграл открытое первенство Токио по теннису в одиночном разряде. С 1910 года до самой смерти в 1933 году Урусов был членом МОК. После окончания мировой войны неоднократно выступал с предложениями о возвращении российского представительства в международное Олимпийское движение, сначала, перед Олимпиадой 1920 года, в виде команды, составленной из эмигрантов, а потом, перед Олимпиадой 1924 года, в виде двух команд, эмигрантской и советской[1], но руководство МОК, выразив восхищение патриотизмом князя, эти проекты решительно отклонило: Советская Россия не была признана МОК, а эмигранты не представляли реальную страну[2].
В 2008 году имя князя Льва Владимировича Урусова было внесено в списки Зала российской теннисной славы в номинации «Пионеры отечественного тенниса». Анна Дмитриева сообщила репортёрам, что родственников князя в России не осталось и что памятная статуэтка и диплом лауреата будут храниться в России, пока не будут востребованы кем-то из его родственников за границей[3].
wikiredia.ru
Материал из Википедии — свободной энциклопедии
В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Урусов. К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)Князь Лев Влади́мирович Уру́сов (31 декабря 1877(18771231), Санкт-Петербург— 1933, Париж) — русский дипломат, член МОК с 1910 по 1933 год. Внук генерала П. А. Урусова, племянник дипломата Л. П. Урусова.
Лев Владимирович Урусов родился в 1877 году в семье статского советника, камергера Владимира Павловича Урусова. В 1898 году закончил Императорский Александровский лицей. С того же года состоял на службе в МИДе. С 1910 по 1912 год возглавлял российскую дипломатическую миссию в Болгарии, в 1912—1916 годах был первым секретарём российского посольства в Японии. С 1917 года в эмиграции.
Князь Урусов был одним из сильнейших российских теннисистов своего времени. В 1907 году он стал чемпионом Санкт-Петербурга, а на следующий год чемпионом России. В 1913 году, находясь на дипломатической службе в Японии, Урусов выиграл открытое первенство Токио по теннису в одиночном разряде. С 1910 года до самой смерти в 1933 году Урусов был членом МОК. После окончания мировой войны неоднократно выступал с предложениями о возвращении российского представительства в международное Олимпийское движение, сначала, перед Олимпиадой 1920 года, в виде команды, составленной из эмигрантов, а потом, перед Олимпиадой 1924 года, в виде двух команд, эмигрантской и советской[1], но руководство МОК, выразив восхищение патриотизмом князя, эти проекты решительно отклонило: Советская Россия не была признана МОК, а эмигранты не представляли реальную страну[2].
В 2008 году имя князя Льва Владимировича Урусова было внесено в списки Зала российской теннисной славы в номинации «Пионеры отечественного тенниса». Анна Дмитриева сообщила репортёрам, что родственников князя в России не осталось и что памятная статуэтка и диплом лауреата будут храниться в России, пока не будут востребованы кем-то из его родственников за границей[3].
«Monsieur le prince Koutouzov, – писал он, – j'envoie pres de vous un de mes aides de camps generaux pour vous entretenir de plusieurs objets interessants. Je desire que Votre Altesse ajoute foi a ce qu'il lui dira, surtout lorsqu'il exprimera les sentiments d'estime et de particuliere consideration que j'ai depuis longtemps pour sa personne… Cette lettre n'etant a autre fin, je prie Dieu, Monsieur le prince Koutouzov, qu'il vous ait en sa sainte et digne garde, Moscou, le 3 Octobre, 1812. Signe: Napoleon». [Князь Кутузов, посылаю к вам одного из моих генерал адъютантов для переговоров с вами о многих важных предметах. Прошу Вашу Светлость верить всему, что он вам скажет, особенно когда, станет выражать вам чувствования уважения и особенного почтения, питаемые мною к вам с давнего времени. Засим молю бога о сохранении вас под своим священным кровом. Москва, 3 октября, 1812. Наполеон. ]
«Je serais maudit par la posterite si l'on me regardait comme le premier moteur d'un accommodement quelconque. Tel est l'esprit actuel de ma nation», [Я бы был проклят, если бы на меня смотрели как на первого зачинщика какой бы то ни было сделки; такова воля нашего народа. ] – отвечал Кутузов и продолжал употреблять все свои силы на то, чтобы удерживать войска от наступления. В месяц грабежа французского войска в Москве и спокойной стоянки русского войска под Тарутиным совершилось изменение в отношении силы обоих войск (духа и численности), вследствие которого преимущество силы оказалось на стороне русских. Несмотря на то, что положение французского войска и его численность были неизвестны русским, как скоро изменилось отношение, необходимость наступления тотчас же выразилась в бесчисленном количестве признаков. Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения, приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, что делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор, пока французы были в Москве, и (главное) неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь и преимущество находится на нашей стороне. Существенное отношение сил изменилось, и наступление стало необходимым. И тотчас же, так же верно, как начинают бить и играть в часах куранты, когда стрелка совершила полный круг, в высших сферах, соответственно существенному изменению сил, отразилось усиленное движение, шипение и игра курантов.
wiki-org.ru
Материал из Википедии — свободной энциклопедии
В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Урусов.
Князь Лев Па́влович Уру́сов (7 января 1839, Варшава — 28 апреля 1928, Ницца) — русский дипломат из рода Урусовых, внук графа С. С. Уварова.
Сын генерала от инфантерии Павла Александровича Урусова (1807—1886) от брака с графиней Александрой Сергеевной Уваровой (1814-1865). Выпускник Пажеского корпуса, пользовался покровительством своего дяди А. М. Горчакова.
В 1857 году был произведен в коллежские секретари Министерства иностранных дел. С 1860 года камер-юнкер, с 1874 года действительный статский советник. В 1880—1886 годах — посланник в Румынии, в 1886—1897 в Бельгии. C 1891 года был также посланником России в Люксембурге. Посол во Франции (1897—1904), Италии (1904—1905), Австро-Венгрии (1905—1910). С 1887 года тайный советник и гофмейстер, с 1900 года действительный тайный советник, с 1910 года обер-гофмейстер.
После 1917 года в эмиграции, первый председатель созданного в 1920 году Общества служащих чинов МИД России.
Был женат на Прасковье Александровне Абаза, дочери министра финансов А. А. Абазы. Дети:
Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме. Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной. – Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи. – Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд. Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался. – Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он. – Какого? – Друбецкого? – Нет, недавно… – Что он вам нравится?
wiki-org.ru
Князь Лев Влади́мирович Уру́сов (31 декабря 1877 (1877-12-31), Санкт-Петербург— 1933, Париж) — русский дипломат, член МОК с 1910 по 1933 год. Внук генерала П. А. Урусова, племянник дипломата Л. П. Урусова.
Лев Владимирович Урусов родился в 1877 году в семье статского советника, камергера Владимира Павловича Урусова. В 1898 году закончил Императорский Александровский лицей. С того же года состоял на службе в МИДе. С 1910 по 1912 год возглавлял российскую дипломатическую миссию в Болгарии, в 1912—1916 годах был первым секретарём российского посольства в Японии. С 1917 года в эмиграции.
Князь Урусов был одним из сильнейших российских теннисистов своего времени. В 1907 году он стал чемпионом Санкт-Петербурга, а на следующий год чемпионом России. В 1913 году, находясь на дипломатической службе в Японии, Урусов выиграл открытое первенство Токио по теннису в одиночном разряде. С 1910 года до самой смерти в 1933 году Урусов был членом МОК. После окончания мировой войны неоднократно выступал с предложениями о возвращении российского представительства в международное Олимпийское движение, сначала, перед Олимпиадой 1920 года, в виде команды, составленной из эмигрантов, а потом, перед Олимпиадой 1924 года, в виде двух команд, эмигрантской и советской[1], но руководство МОК, выразив восхищение патриотизмом князя, эти проекты решительно отклонило: Советская Россия не была признана МОК, а эмигранты не представляли реальную страну[2].
В 2008 году имя князя Льва Владимировича Урусова было внесено в списки Зала российской теннисной славы в номинации «Пионеры отечественного тенниса». Анна Дмитриева сообщила репортёрам, что родственников князя в России не осталось и что памятная статуэтка и диплом лауреата будут храниться в России, пока не будут востребованы кем-то из его родственников за границей[3].
ru-wiki.ru
